Oh.
Free as а bird. ну до чего приятно было впихнуть в это сочетание одну буковку в русской раскладке.
Чувствую свободу. Просто повальную, разнузданную, пресыщенную свободу от всего. Как выразилась мадам Полина: "Хоть штаны могу прям щас снять при полном холе народу, и это ничуть меня не развеселит". Вот, ты такая вся "поступившая получить серьезное классическое образование" [вытянула нос вперед и сдвинула бровки], что-то мне впариваешь про дифтонги со всей своей пролетарской ревностью октябренка, а мне отчетливо видится, как я прямо посреди твоей проникновенной речи открываю окно десятого этажа и free as a bird. Как бороться, господа, как бороться? Полнейшая печоринщина и гносеологическая гнусность.
Зажрались-с.
Когда говорят о том, кто чем позавтракал, хочется мучительно и живописно блевать на ботинки сказавшему. Прямо завтраком. Слушать влюбленные истории о том, как было бы здорово лежать на коленках у любимого по вечерам и вязать, тоже не могу -- по спине пробегает волна отвращения к соплям в сахаре. Романтика быта -- увы и ах -- не привлекает. Хочется чего-нибудь стоящего, если бы не моя досадная литературная импотенция -- писала бы книшку. А так -- сижу, подперев ладошкой пушыстую голову и втыкаю неживую реальность. Впрочем безуспешно, потому что ка-а-ак под утро приснится, что я тебя в ухо целую, так до часу дня потом приходится отходить от такой порнографии.
Не отпускает ощущение "преходящности" -- вот-вот и я займусь настоящим делом, а это хобби можно будет отложить в ящик. Двоемирье и жизнь от смски до смски разлагает остатки моей ответственности, как кислота разьедает кожу на руке: быстро, тихо и непоколебимо, пока я жалко бьюсь в истерике и пытаюсь бороться с надвигающимся ноябрем.
Ветер, флиртуя, поднимает челку ото лба; подъезшающий поезд, и приходит в голову, что если сейчас сделать два широких уверенных шага, станет free as a bird. Только ничего не изменится. Выходит, что свобода вполне себе мнимая и ненастоящая. Совсем как моя жизнь.
Чувствую свободу. Просто повальную, разнузданную, пресыщенную свободу от всего. Как выразилась мадам Полина: "Хоть штаны могу прям щас снять при полном холе народу, и это ничуть меня не развеселит". Вот, ты такая вся "поступившая получить серьезное классическое образование" [вытянула нос вперед и сдвинула бровки], что-то мне впариваешь про дифтонги со всей своей пролетарской ревностью октябренка, а мне отчетливо видится, как я прямо посреди твоей проникновенной речи открываю окно десятого этажа и free as a bird. Как бороться, господа, как бороться? Полнейшая печоринщина и гносеологическая гнусность.
Зажрались-с.
Когда говорят о том, кто чем позавтракал, хочется мучительно и живописно блевать на ботинки сказавшему. Прямо завтраком. Слушать влюбленные истории о том, как было бы здорово лежать на коленках у любимого по вечерам и вязать, тоже не могу -- по спине пробегает волна отвращения к соплям в сахаре. Романтика быта -- увы и ах -- не привлекает. Хочется чего-нибудь стоящего, если бы не моя досадная литературная импотенция -- писала бы книшку. А так -- сижу, подперев ладошкой пушыстую голову и втыкаю неживую реальность. Впрочем безуспешно, потому что ка-а-ак под утро приснится, что я тебя в ухо целую, так до часу дня потом приходится отходить от такой порнографии.
Не отпускает ощущение "преходящности" -- вот-вот и я займусь настоящим делом, а это хобби можно будет отложить в ящик. Двоемирье и жизнь от смски до смски разлагает остатки моей ответственности, как кислота разьедает кожу на руке: быстро, тихо и непоколебимо, пока я жалко бьюсь в истерике и пытаюсь бороться с надвигающимся ноябрем.
Ветер, флиртуя, поднимает челку ото лба; подъезшающий поезд, и приходит в голову, что если сейчас сделать два широких уверенных шага, станет free as a bird. Только ничего не изменится. Выходит, что свобода вполне себе мнимая и ненастоящая. Совсем как моя жизнь.
